Дункан Фальконер - Отбор в SBS. Часть II
Sep. 13th, 2017 06:36 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
towmater_76В качестве примера, иллюстрирующего их методы, можно привести случай, произошедший в последний месяц курса, в конце длинного и изматывающего перехода на веслах, продолжавшегося несколько дней. Мы вышли на берег, тридцать человек в пятнадцати каноэ, в запланированной точке, находившейся на пустынном берегу, где-то у чорта на рогах. Мы ожидали обнаружить транспорт, который заберет нас. Вместо этого нас встретил один из руководителей.
В типичной группе РС, состоящей из четырех или шести человек, один будет изображать из себя хорошего парня. Он был менее строгим, чем остальные, и почти человечным. В его дежурства мы могли немного расслабиться. Остальные были безразличными, равнодушными, и делали все по уставу, все, кроме одного – Мистера Злюки, бессердечного и безжалостного. Так был устроен курс, подобно практике хороший полицейский – плохой полицейский. В ведении Мистера Злюки обычно находились сверхурочные нагрузки. Когда просыпаешься в три часа ночи от света в комнате, проведя в постели лишь час или два, и видишь его, то не сомневаешься, что он пришел не подоткнуть одеало и прочитать сказку на ночь. Его задачей было превратить наши жизни в ад. Мистеру Злюке невозможно было угодить по определению.
Несколько отборочных курсов спустя, несколько кандидатов попытались убить своего Мистера Злюку, повредив его дыхательный аппарат. Он выжил, что было весьма прискорбно для курса, поскольку он раскрыл заговор.
Именно наш Мистер Злюка, символ мучений, и встречал нас вместо грузовика. Когды мы увидели, как он беззаботно приближается к нам, один, с руками в карманах и с застывшей на губах натянутой улыбкой, послышались вздохи и проклятия. Он остановился на возвышении и, глядя на нас сверху вниз, объяснил, что четырехтонник не смог доехать сюда по причине плохих дорожных условий, так что нам придется пройти милю или около того самим.
«И не забудьте всё забрать с собой» - добавил он.
Имелись в виду наши каноэ, рюкзаки, оружие – много чего.
Мы разобрали каноэ, каждое из которых в сухом состоянии весило 110 фунтов, упаковали и закрепили их на наших уже тяжелых, мокрых рюкзаках. В общей сложности груз тянул на 175 фунтов. Есть процедура, позволяющая взваливать такие грузы на спину и подниматься на ноги. В одиночку проделать подобное практически невозможно. После того, как упакованное каноэ прикреплено к рюкзаку, его кладут на землю, а солдат ложится спиной сверху и, как обычно, продевает руки в лямки. Когда лямки надеты и он похож на перевернутого на спину жука, рюкзак поднимают с двух сторон, пока он не встанет на ноги и не начинает держать полный вес самостоятельно.
Когда мы все загрузились и приготовились к походу, мы походили на отряд двуногих черепах.
«Всего пара миль» - сказал Мистер Злюка, ведя нас по дороге.
До нас доходили слухи, что для этой стадии отбора курс был слишком многочисленным. Говорили, что они хотят отсеять еще двадцать человек. Потому Мистер Злюка и находился здесь.
Достаточно быстро лямки рюкзаков начали вгрызаться в наши плечи. Подвернуть ногу с таким грузом означало сломать ее, а если колени не успели восстановиться после прошлых тяжелых марш-бросков, то могли возникнуть проблемы – этот поход неминуемо должен был довести их до пределов возможностей.
Мы тащились по крутой дороге как мулы. Напрасно и бессмысленно было ожидать встретить грузовик там, где, по словам Мистера Злюки, он должен был быть.
Две мили спустя Мистер Злюка остановился для того, чтобы свериться с картой.
«Судя по всему, я ошибся» - сказал он. «Грузовик должен быть чуть дальше. Но не волнуйтесь. Я знаю короткий путь.»
Можно было поспорить, что знает.
«Ну, в путь, не теряйте времени.»
Мы прошли вслед за ним через ворота фермы, по полям и лугам, оставив дорогу за спиной. Мы шли по пашням, продирались через густой кустарник и по узким, небезопасным овечьим тропам, разбитым и ухабистым. Наибольшую сложность представляли ступеньки и заграждения из колючей проволоки, однако, дожидаясь своей очереди, можно было на мгновение облегчить боль, наклоняясь вперед и опираясь руками на колени, или, что еще лучше, опереться спиной на изгородь и на несколько драгоценных секунд позволить ей принять тяжесть на себя. Правда, такой метод был не лишен недостатков. Один из нас оперся о каменную стену, ожидая, пока остальные перейдут ступени, а стена поддалась, и он провалился сквозь нее. Нам пришлось восстанавливать стену, не снимая рюкзаков.
Если кто-то спотыкался и падал по пути, нам приходилось останавливаться и поднимать его на ноги – самостоятельно подняться он не мог. Те, кто не проходил это испытание, отчислялись, так что работа в команде, была очень важна, как и во всем остальном, что мы делали. При работе в команде также предполагалось держаться вместе и поддерживать друг друга морально.
С каждой милей груз все глубже врезался в наши плечи. Позвонки в моей шее растянулись, и, казалось, отделяются друг от друга, а мышцы вокруг них рвутся. Рюкзак понемногу натирал кожу в основании спины. Для того, чтобы уравновесить груз, приходилось сильно наклоняться вперед. Большую часть пути я смотрел в землю или на подошвы и каблуки того, кто шел впереди. Время от времени я немного перемешал груз вправо и влево, чтобы разгрузить больные места. Через несколько часов я прекратил этим заниматься. Болело везде. Мозоли на ногах, которые я заполучил еще в Центре подготовки коммандос, за последние насколько дней размягчились от постоянной сырости. Они отдирались большими кусками, открывая бледно-розовую ткань. Я чувствовал, когда они начинали кровоточить. Когда сигналы о боли начали поступать от всех частей тела одновременно, пришло время отключиться и стать роботом.
«Ты не сломаешь меня, я резиновая уточка» - говорили во время курса. Я слышал, как кто-то негромко повторяет фразу, чтобы подбодрить себя и остальных.
Через десять миль Мистер Злюка вывел нас еще на одну узкую проселочную дорогу и остановился, поджидая отставших. Утверждая, что здесь находится грузовик, он снова солгал.
«Еще пять миль,» - холодно сказал он. «Не останавливайтесь.»
Мы с трудом проходили мимо него, а он внимательно изучал нас, одного за другим, в поисках сломавшихся.
На дороге коленям приходилось тяжелее, но было меньше шансов споткнуться. Что еще более важно, стало проще вогнать себя в гипнотический ритм, глядя на непрерывный асфальт. Я старался отключить боль и занять мысли чем-нибудь другим, но было очень сложно долго концентрироваться на любом предмете. Я не закрепил свое каноэ настолько хорошо, как должен был бы, и оно начало понемногу соскальзывать вниз. Мне приходилось компенсировать это, наклоняясь вперед все больше. Моя голова все ниже клонилась к земле. Я не хотел останавливаться и проводить груз в порядок, но если он так и будет соскальзывать, то мне придется сбросить рюкзак и быстро перепаковать его заново. Для того, чтобы снова поднять его на плечи и догнать группу, кто-то должен остаться со мной и помочь мне. Я подумал о шерпах, которые переносят тяжелые грузы по склонам гор. Они держат вес поклажи, просовывая под ее основанием веревку и перекидывая ее через голову, снямая нагрузку с плеч и перенося ее на более сильные мышцы шеи. Мы не могли проделать подобное по причине тактического неудобства – тогда мы не сможем поворачивать голову и смотреть по сторонам. Не сказать, чтобы нас в то время заботило, что происходит вокруг. Это было обдуманное доведение до сумасшествия, а не тактический марш. Дэйв увидел, что у меня проблемы со сползающей поклажей и подошел поближе, чтобы осмотреть груз.
«Как оно?» - спросил я.
«Выглядит неважно.»
Он взял веревку, свисающую с груза, швартовый трос каноэ, и перебросил его наверх таким образом, чтобы его конец свисал перед моим лицом.
«Попробуй потянуть за него.» - сказал он.
После некоторой заминки, пока я тянул за трос, мне удалось немного подтянуть груз выше. Теперь я мог идти более прямо, хотя это означало, что мне придется постоянно тянуть за трос. Однако в целом, это было намного легче, и пока все шло таким образом, мне не было нужды останавливаться. Я обернул его вокруг руки, крепко прижал ее к груди и снова вернулся к прежнему ритму.
Еще пять миль спустя Мистер Злюка вновь остановился и подождал, пока подойдут отставшие. Пока еще никто не выбыл. Это ему не понравилось. Грузовика там не было. Любому было ясно, что произойдет дальше. Я сохранил непроницаемое выражение лица, когда он произнес это вслух.
«Пять миль назад я сказал про пять миль? Я, конечно, имел в виду десять.»
На лицах появилось выражение муки, сердито заскрежетали зубы. Я знал, что подумали некоторые. Комментарии удавалось сдержать в последний момент.
«Это садизм.»
«Разве им можно так издеваться над нами?»
Мне стало интересно, не умирал ли кто нибудь из кандидатов на прошлых курсах. Может у SBS есть норма смертности на отборочном курсе.
Мистер Злюка приказал нам продолжать путь. Несколько человек заколебалось, однако, когда первые пошли вперед, остальные с трудом последовали за ними.
Слова поддержки, которыми мы обменивались друг с другумо ранее, более не звучали. Теперь каждый проходил испытание в одиночку. Мы шли каждый в своем мире. Некоторые начали отставать, но пока они продолжали идти вперед, они оставались в числе кандидатов. Руководящий состав интересовали упорство и сила воли, а не физическая форма. Джейкерс заметил, что некоторые отставшие идут слишком далеко позади, и прошептал тем из нас, кто вырвался вперед, замедлить шаг. Идея работы в команде и необходимость присматривать друг за другом имеют первостепенное значения в SBS, в отличии от SAS. В SBS бросить бойца немыслимо. За долгие года совместной работы с «полком», я успел повидать многих бойцов SAS, которые не испытывали ничего, кроме полного равнодушия, намекая на спокойно списанных со счета ради успеха задания товарищах. Некоторые говорили о погибших в бою коллегах в такой же манере, как мачо рассказывают о своих шрамах.
Темнело.
Я начинал думать, что они планировали заставить нас идти, пока мы буквально не попадаем с ног. По виду некоторых ребят можно было подумать, что они вот-вот развалятся на куски. Им нужно было только остановиться. Именно это было уникальной отличительной чертой этого рабства и оскорблений. Они были добровольными. Нам никто не приказывал делать что-либо. Все муки и травмы мы причиняли себе сами. На нас никто не кричал и не говорил, что нужно продолжать путь. Не было никакого стимулирования – как раз напротив. РС всегда склонял кандидатов покончить с курсом. И если человек бросал, его никто не ругал. Наказания за это не полагалось. Причина была проста. В войсках специального назначения нужно быть самомотивированным практически в степени самоуничтожения, при этом не нужно быть камикадзе – подготовка фокусировалась на выводе оперативников после выполнения задачи не в меньшей степени, чем в заброске их для ее выполнения.
Можно понять, когда человек теряет контроль над своей болью. Есть признаки. Укороченное дыхание и бегающие глаза, или если глаза часто моргают, как при попытке сфокусировать взгляд. Или отсутствие реакции на что-либо, даже после заданного вопроса, или вид, как будто он шагнет с обрыва, если этот обрыв попадется на пути. Еще одним признаком было изменение характера, внезапный приступ словоохотливости и гиперактивности, вопросы вроде того, сколько, по-твоему, мы уже прошли или как долго это еще продлится. Показателем близкого конца служит внезапный прилив сил, который не может продолжаться долго. Хуже всего, когда израненный и перебинтованный человек начинает неконтролируемо изгибаться и рыдать, из чувства вины, либо от жалости к себе, потому что его предел виден не только окружающим, но и ему самому. Большинство сдается, не достигнув этих стадий. Я насмотрелся подобного со времени прибытия в Диль, и мне казалось это удивительным. Наблюдать за сломавшимся человеком подобно наблюдению за идущим к тебе инвалидом. Смотреть на это неприятно и невежливо.
Часом позже, когда стемнело полностью, и мы мучительно преодолевали крутой склон, наш дрессировщик снова остановился. Мы тяжело оперлись на колени, наблюдая за ним исподлобья и дожидаясь отставших. Я давно прекратил потеть, и меня мучила жажда. У меня была фляга, и я уже выпил большую часть ее содержимого, но последние несколько глотков я старался сохранить. Мы всегда так делали. Допить воду, не имея понятия, когда можно будет пополнить запасы, означало в каком-то смысле начало конца – это было нашим мысленным шаблоном. Мистер Злюка посветил фонариком нам в лица, в поисках так хорошо известных ему признаков.
«Здесь нет грузовика» - сказал он, и подождал пока до нас дойдет смысл этих слов.
«В десяти милях отсюда есть паб. Если успеете туда до его закрытия, можете выпить по пинте. Если не успеете, то вас отчислят с курса.»
Я пытался рассчитать время и расстояние. У нас было около трех часов. Нормальная скорость передвижения была четыре мили в час. Теоретически я мог бы сделать это, если бы я был полон сил. Но в моем теперешнем состоянии и с этим неимоверным грузом на спине, должен признать, что это было невозможным.
«Те, кто не захочет идти, могут остаться здесь, утром придет транспорт, чтобы забрать вас. Забирайтесь в спальные мешки и не замерзнете. Заварите себе большую кружку чая и ложитесь спать.»
В его устах это прозвучало как хорошая идея.
«В противном случае, отправляйтесь в путь.»
Я постоял в наклоне еще немного, стараясь еще немного передохнуть и собираясь с силами для рывка. Когда я оторвал руки от коленей и потянул за трос, чтобы двинуться дальше, позади раздался глухой удар. Кто-то дал грузу упасть с плеч.
«Идите к чертям со своей игрой в солдатики» - сказал морпех, с грохотом сбросив рюкзак и устало усевшись на него.
Когда один сдается, это частенько имеет волнообразный эффект, особенно когда остальные сами близки к тому, чтобы сломаться. Все что им нужно, это чтобы кто-то стал первым. Именно это и произошло. Еще несколько рюкзаков упали на дорогу.
«Мне не нужно это дерьмо» - сказал еще один.
Глаза Мистера Злюки заблестели, и он посмотрел на остальных, приглашая нас последовать их примеру. Его аппетит только разыгрался.
На землю упал еще один рюкзак. Было похоже, что Мистеру Злюке может выпасть джекпот.
Мне кажется, с места первым сдвинулся Джейкерс. Остальные побрели за ним, а за моей спиной раздался стук еще одного рюкзака. За нашими спинами остались шестеро, поставивших рюкзаки на землю и смотревших как мы уходим.
Я пройду эти чортовы десять миль, если им этого хочется. Бредя неровной шеренгой по дороге, и уходя за крутой поворот, мы напоминали группу каторжников. Чуть ранее, во время занятий в грязном устье реки, мы повстречали группу гражданских туристов, которые остановились и в ужасе наблюдали за нами. Они были настолько возмущены, что позвонили в лагерь и настояли на разговоре с командиром. Трубку взял адъютант, который выслушал их показания, описывающие, что с нами обращаются как с рабами на галерах времен античности. Адъютант заверил их, что будут приняты соответствующие меры. Как только он повесил трубку, жалоба отправилась прямиком в журнал отказных материалов – в мусорную корзину.
Повернув за поворот, находившийся в ста ярдах от места нашей последней остановки, мы, к собственному удивлению, увидели грузовик. Из него навстречу нам выбрался водитель – Старый Ной, с фляжкой кофе. Ной был самым старым морпехом в Корпусе, не интересовавшийся повышениями и побывавший везде, где мог побывать морпех за последние два десятка лет. Последние несколько лет он занимал должность водителя в SBS, работа, которой он хотел заниматься, пока не придет время уходить со службы. Он всегда сочувствовал кандидатам на отборочном курсе, как если бы мы были пленниками, и у нас не было выбора. Несмотря на строгие запреты, он действовал словно боец сопротивления против зловещего РС, по возможности украдкой давая нам глотнуть горячего чая или снабжая крупицами полезной информации.
«Все, ребята,» - сказал Ной. «Вы победили. Я должен забрать вас домой.»
Паб и еще десять миль были уловкой, придуманной в последний момент. Даже у Мистера Злюки были пределы. Никогда не забуду чувства облегчения, когда я позволил рюкзаку упасть с моих плеч. Мне казалось, что я взлечу вверх, как воздушный шарик.
«Сколько мы прошли, Ной?» - спросил кто-то.
«Они собирались подобрать вас после пятнадцати миль, но, поскольку никто не выбыл, они гнали вас дальше. Вы прошли двадцать одну милю.»
В типичной группе РС, состоящей из четырех или шести человек, один будет изображать из себя хорошего парня. Он был менее строгим, чем остальные, и почти человечным. В его дежурства мы могли немного расслабиться. Остальные были безразличными, равнодушными, и делали все по уставу, все, кроме одного – Мистера Злюки, бессердечного и безжалостного. Так был устроен курс, подобно практике хороший полицейский – плохой полицейский. В ведении Мистера Злюки обычно находились сверхурочные нагрузки. Когда просыпаешься в три часа ночи от света в комнате, проведя в постели лишь час или два, и видишь его, то не сомневаешься, что он пришел не подоткнуть одеало и прочитать сказку на ночь. Его задачей было превратить наши жизни в ад. Мистеру Злюке невозможно было угодить по определению.
Несколько отборочных курсов спустя, несколько кандидатов попытались убить своего Мистера Злюку, повредив его дыхательный аппарат. Он выжил, что было весьма прискорбно для курса, поскольку он раскрыл заговор.
Именно наш Мистер Злюка, символ мучений, и встречал нас вместо грузовика. Когды мы увидели, как он беззаботно приближается к нам, один, с руками в карманах и с застывшей на губах натянутой улыбкой, послышались вздохи и проклятия. Он остановился на возвышении и, глядя на нас сверху вниз, объяснил, что четырехтонник не смог доехать сюда по причине плохих дорожных условий, так что нам придется пройти милю или около того самим.
«И не забудьте всё забрать с собой» - добавил он.
Имелись в виду наши каноэ, рюкзаки, оружие – много чего.
Мы разобрали каноэ, каждое из которых в сухом состоянии весило 110 фунтов, упаковали и закрепили их на наших уже тяжелых, мокрых рюкзаках. В общей сложности груз тянул на 175 фунтов. Есть процедура, позволяющая взваливать такие грузы на спину и подниматься на ноги. В одиночку проделать подобное практически невозможно. После того, как упакованное каноэ прикреплено к рюкзаку, его кладут на землю, а солдат ложится спиной сверху и, как обычно, продевает руки в лямки. Когда лямки надеты и он похож на перевернутого на спину жука, рюкзак поднимают с двух сторон, пока он не встанет на ноги и не начинает держать полный вес самостоятельно.
Когда мы все загрузились и приготовились к походу, мы походили на отряд двуногих черепах.
«Всего пара миль» - сказал Мистер Злюка, ведя нас по дороге.
До нас доходили слухи, что для этой стадии отбора курс был слишком многочисленным. Говорили, что они хотят отсеять еще двадцать человек. Потому Мистер Злюка и находился здесь.
Достаточно быстро лямки рюкзаков начали вгрызаться в наши плечи. Подвернуть ногу с таким грузом означало сломать ее, а если колени не успели восстановиться после прошлых тяжелых марш-бросков, то могли возникнуть проблемы – этот поход неминуемо должен был довести их до пределов возможностей.
Мы тащились по крутой дороге как мулы. Напрасно и бессмысленно было ожидать встретить грузовик там, где, по словам Мистера Злюки, он должен был быть.
Две мили спустя Мистер Злюка остановился для того, чтобы свериться с картой.
«Судя по всему, я ошибся» - сказал он. «Грузовик должен быть чуть дальше. Но не волнуйтесь. Я знаю короткий путь.»
Можно было поспорить, что знает.
«Ну, в путь, не теряйте времени.»
Мы прошли вслед за ним через ворота фермы, по полям и лугам, оставив дорогу за спиной. Мы шли по пашням, продирались через густой кустарник и по узким, небезопасным овечьим тропам, разбитым и ухабистым. Наибольшую сложность представляли ступеньки и заграждения из колючей проволоки, однако, дожидаясь своей очереди, можно было на мгновение облегчить боль, наклоняясь вперед и опираясь руками на колени, или, что еще лучше, опереться спиной на изгородь и на несколько драгоценных секунд позволить ей принять тяжесть на себя. Правда, такой метод был не лишен недостатков. Один из нас оперся о каменную стену, ожидая, пока остальные перейдут ступени, а стена поддалась, и он провалился сквозь нее. Нам пришлось восстанавливать стену, не снимая рюкзаков.
Если кто-то спотыкался и падал по пути, нам приходилось останавливаться и поднимать его на ноги – самостоятельно подняться он не мог. Те, кто не проходил это испытание, отчислялись, так что работа в команде, была очень важна, как и во всем остальном, что мы делали. При работе в команде также предполагалось держаться вместе и поддерживать друг друга морально.
С каждой милей груз все глубже врезался в наши плечи. Позвонки в моей шее растянулись, и, казалось, отделяются друг от друга, а мышцы вокруг них рвутся. Рюкзак понемногу натирал кожу в основании спины. Для того, чтобы уравновесить груз, приходилось сильно наклоняться вперед. Большую часть пути я смотрел в землю или на подошвы и каблуки того, кто шел впереди. Время от времени я немного перемешал груз вправо и влево, чтобы разгрузить больные места. Через несколько часов я прекратил этим заниматься. Болело везде. Мозоли на ногах, которые я заполучил еще в Центре подготовки коммандос, за последние насколько дней размягчились от постоянной сырости. Они отдирались большими кусками, открывая бледно-розовую ткань. Я чувствовал, когда они начинали кровоточить. Когда сигналы о боли начали поступать от всех частей тела одновременно, пришло время отключиться и стать роботом.
«Ты не сломаешь меня, я резиновая уточка» - говорили во время курса. Я слышал, как кто-то негромко повторяет фразу, чтобы подбодрить себя и остальных.
Через десять миль Мистер Злюка вывел нас еще на одну узкую проселочную дорогу и остановился, поджидая отставших. Утверждая, что здесь находится грузовик, он снова солгал.
«Еще пять миль,» - холодно сказал он. «Не останавливайтесь.»
Мы с трудом проходили мимо него, а он внимательно изучал нас, одного за другим, в поисках сломавшихся.
На дороге коленям приходилось тяжелее, но было меньше шансов споткнуться. Что еще более важно, стало проще вогнать себя в гипнотический ритм, глядя на непрерывный асфальт. Я старался отключить боль и занять мысли чем-нибудь другим, но было очень сложно долго концентрироваться на любом предмете. Я не закрепил свое каноэ настолько хорошо, как должен был бы, и оно начало понемногу соскальзывать вниз. Мне приходилось компенсировать это, наклоняясь вперед все больше. Моя голова все ниже клонилась к земле. Я не хотел останавливаться и проводить груз в порядок, но если он так и будет соскальзывать, то мне придется сбросить рюкзак и быстро перепаковать его заново. Для того, чтобы снова поднять его на плечи и догнать группу, кто-то должен остаться со мной и помочь мне. Я подумал о шерпах, которые переносят тяжелые грузы по склонам гор. Они держат вес поклажи, просовывая под ее основанием веревку и перекидывая ее через голову, снямая нагрузку с плеч и перенося ее на более сильные мышцы шеи. Мы не могли проделать подобное по причине тактического неудобства – тогда мы не сможем поворачивать голову и смотреть по сторонам. Не сказать, чтобы нас в то время заботило, что происходит вокруг. Это было обдуманное доведение до сумасшествия, а не тактический марш. Дэйв увидел, что у меня проблемы со сползающей поклажей и подошел поближе, чтобы осмотреть груз.
«Как оно?» - спросил я.
«Выглядит неважно.»
Он взял веревку, свисающую с груза, швартовый трос каноэ, и перебросил его наверх таким образом, чтобы его конец свисал перед моим лицом.
«Попробуй потянуть за него.» - сказал он.
После некоторой заминки, пока я тянул за трос, мне удалось немного подтянуть груз выше. Теперь я мог идти более прямо, хотя это означало, что мне придется постоянно тянуть за трос. Однако в целом, это было намного легче, и пока все шло таким образом, мне не было нужды останавливаться. Я обернул его вокруг руки, крепко прижал ее к груди и снова вернулся к прежнему ритму.
Еще пять миль спустя Мистер Злюка вновь остановился и подождал, пока подойдут отставшие. Пока еще никто не выбыл. Это ему не понравилось. Грузовика там не было. Любому было ясно, что произойдет дальше. Я сохранил непроницаемое выражение лица, когда он произнес это вслух.
«Пять миль назад я сказал про пять миль? Я, конечно, имел в виду десять.»
На лицах появилось выражение муки, сердито заскрежетали зубы. Я знал, что подумали некоторые. Комментарии удавалось сдержать в последний момент.
«Это садизм.»
«Разве им можно так издеваться над нами?»
Мне стало интересно, не умирал ли кто нибудь из кандидатов на прошлых курсах. Может у SBS есть норма смертности на отборочном курсе.
Мистер Злюка приказал нам продолжать путь. Несколько человек заколебалось, однако, когда первые пошли вперед, остальные с трудом последовали за ними.
Слова поддержки, которыми мы обменивались друг с другумо ранее, более не звучали. Теперь каждый проходил испытание в одиночку. Мы шли каждый в своем мире. Некоторые начали отставать, но пока они продолжали идти вперед, они оставались в числе кандидатов. Руководящий состав интересовали упорство и сила воли, а не физическая форма. Джейкерс заметил, что некоторые отставшие идут слишком далеко позади, и прошептал тем из нас, кто вырвался вперед, замедлить шаг. Идея работы в команде и необходимость присматривать друг за другом имеют первостепенное значения в SBS, в отличии от SAS. В SBS бросить бойца немыслимо. За долгие года совместной работы с «полком», я успел повидать многих бойцов SAS, которые не испытывали ничего, кроме полного равнодушия, намекая на спокойно списанных со счета ради успеха задания товарищах. Некоторые говорили о погибших в бою коллегах в такой же манере, как мачо рассказывают о своих шрамах.
Темнело.
Я начинал думать, что они планировали заставить нас идти, пока мы буквально не попадаем с ног. По виду некоторых ребят можно было подумать, что они вот-вот развалятся на куски. Им нужно было только остановиться. Именно это было уникальной отличительной чертой этого рабства и оскорблений. Они были добровольными. Нам никто не приказывал делать что-либо. Все муки и травмы мы причиняли себе сами. На нас никто не кричал и не говорил, что нужно продолжать путь. Не было никакого стимулирования – как раз напротив. РС всегда склонял кандидатов покончить с курсом. И если человек бросал, его никто не ругал. Наказания за это не полагалось. Причина была проста. В войсках специального назначения нужно быть самомотивированным практически в степени самоуничтожения, при этом не нужно быть камикадзе – подготовка фокусировалась на выводе оперативников после выполнения задачи не в меньшей степени, чем в заброске их для ее выполнения.
Можно понять, когда человек теряет контроль над своей болью. Есть признаки. Укороченное дыхание и бегающие глаза, или если глаза часто моргают, как при попытке сфокусировать взгляд. Или отсутствие реакции на что-либо, даже после заданного вопроса, или вид, как будто он шагнет с обрыва, если этот обрыв попадется на пути. Еще одним признаком было изменение характера, внезапный приступ словоохотливости и гиперактивности, вопросы вроде того, сколько, по-твоему, мы уже прошли или как долго это еще продлится. Показателем близкого конца служит внезапный прилив сил, который не может продолжаться долго. Хуже всего, когда израненный и перебинтованный человек начинает неконтролируемо изгибаться и рыдать, из чувства вины, либо от жалости к себе, потому что его предел виден не только окружающим, но и ему самому. Большинство сдается, не достигнув этих стадий. Я насмотрелся подобного со времени прибытия в Диль, и мне казалось это удивительным. Наблюдать за сломавшимся человеком подобно наблюдению за идущим к тебе инвалидом. Смотреть на это неприятно и невежливо.
Часом позже, когда стемнело полностью, и мы мучительно преодолевали крутой склон, наш дрессировщик снова остановился. Мы тяжело оперлись на колени, наблюдая за ним исподлобья и дожидаясь отставших. Я давно прекратил потеть, и меня мучила жажда. У меня была фляга, и я уже выпил большую часть ее содержимого, но последние несколько глотков я старался сохранить. Мы всегда так делали. Допить воду, не имея понятия, когда можно будет пополнить запасы, означало в каком-то смысле начало конца – это было нашим мысленным шаблоном. Мистер Злюка посветил фонариком нам в лица, в поисках так хорошо известных ему признаков.
«Здесь нет грузовика» - сказал он, и подождал пока до нас дойдет смысл этих слов.
«В десяти милях отсюда есть паб. Если успеете туда до его закрытия, можете выпить по пинте. Если не успеете, то вас отчислят с курса.»
Я пытался рассчитать время и расстояние. У нас было около трех часов. Нормальная скорость передвижения была четыре мили в час. Теоретически я мог бы сделать это, если бы я был полон сил. Но в моем теперешнем состоянии и с этим неимоверным грузом на спине, должен признать, что это было невозможным.
«Те, кто не захочет идти, могут остаться здесь, утром придет транспорт, чтобы забрать вас. Забирайтесь в спальные мешки и не замерзнете. Заварите себе большую кружку чая и ложитесь спать.»
В его устах это прозвучало как хорошая идея.
«В противном случае, отправляйтесь в путь.»
Я постоял в наклоне еще немного, стараясь еще немного передохнуть и собираясь с силами для рывка. Когда я оторвал руки от коленей и потянул за трос, чтобы двинуться дальше, позади раздался глухой удар. Кто-то дал грузу упасть с плеч.
«Идите к чертям со своей игрой в солдатики» - сказал морпех, с грохотом сбросив рюкзак и устало усевшись на него.
Когда один сдается, это частенько имеет волнообразный эффект, особенно когда остальные сами близки к тому, чтобы сломаться. Все что им нужно, это чтобы кто-то стал первым. Именно это и произошло. Еще несколько рюкзаков упали на дорогу.
«Мне не нужно это дерьмо» - сказал еще один.
Глаза Мистера Злюки заблестели, и он посмотрел на остальных, приглашая нас последовать их примеру. Его аппетит только разыгрался.
На землю упал еще один рюкзак. Было похоже, что Мистеру Злюке может выпасть джекпот.
Мне кажется, с места первым сдвинулся Джейкерс. Остальные побрели за ним, а за моей спиной раздался стук еще одного рюкзака. За нашими спинами остались шестеро, поставивших рюкзаки на землю и смотревших как мы уходим.
Я пройду эти чортовы десять миль, если им этого хочется. Бредя неровной шеренгой по дороге, и уходя за крутой поворот, мы напоминали группу каторжников. Чуть ранее, во время занятий в грязном устье реки, мы повстречали группу гражданских туристов, которые остановились и в ужасе наблюдали за нами. Они были настолько возмущены, что позвонили в лагерь и настояли на разговоре с командиром. Трубку взял адъютант, который выслушал их показания, описывающие, что с нами обращаются как с рабами на галерах времен античности. Адъютант заверил их, что будут приняты соответствующие меры. Как только он повесил трубку, жалоба отправилась прямиком в журнал отказных материалов – в мусорную корзину.
Повернув за поворот, находившийся в ста ярдах от места нашей последней остановки, мы, к собственному удивлению, увидели грузовик. Из него навстречу нам выбрался водитель – Старый Ной, с фляжкой кофе. Ной был самым старым морпехом в Корпусе, не интересовавшийся повышениями и побывавший везде, где мог побывать морпех за последние два десятка лет. Последние несколько лет он занимал должность водителя в SBS, работа, которой он хотел заниматься, пока не придет время уходить со службы. Он всегда сочувствовал кандидатам на отборочном курсе, как если бы мы были пленниками, и у нас не было выбора. Несмотря на строгие запреты, он действовал словно боец сопротивления против зловещего РС, по возможности украдкой давая нам глотнуть горячего чая или снабжая крупицами полезной информации.
«Все, ребята,» - сказал Ной. «Вы победили. Я должен забрать вас домой.»
Паб и еще десять миль были уловкой, придуманной в последний момент. Даже у Мистера Злюки были пределы. Никогда не забуду чувства облегчения, когда я позволил рюкзаку упасть с моих плеч. Мне казалось, что я взлечу вверх, как воздушный шарик.
«Сколько мы прошли, Ной?» - спросил кто-то.
«Они собирались подобрать вас после пятнадцати миль, но, поскольку никто не выбыл, они гнали вас дальше. Вы прошли двадцать одну милю.»
