После обеда мы побежали на беговую дорожку для двухмильной пробежки на время. Я ненавижу бег больше всего на свете. Я плохой бегун с рождения. Долгие и быстрые пробежки очень мучительны для меня. Тренировки по бегу всегда трудно мне давались; я предпочел бы, чтобы мне терли глазные яблоки наждачной бумагой. Мы бегали по две мили на первой неделе, а каждую последующую неделю дистанция увеличивалась еще на милю. Мы бегали пять дней в неделю, включая конкурсный день. Каждую милю нужно было пробежать, уложившись в семь минут. За каждую милю, которую мы бежали более семи минут, нам приходилось пробегать штрафной стоярдовый спринт в конце тренировки. Я не успевал адаптироваться к еженедельному увеличению дистанций. Ежедневные пробежки проще не становились. Я пробежал множество штрафных спринтов; иногда казалось, что мои легкие вылетают и падают на землю. Я с трудом справился с первыми субботними состязаниями. Я знал, что со временем тренировки будут становиться все тяжелее, однако теперь я знал чего ожидать: ежедневных мучений в течение двух следующих месяцев.
Стандартные количества упражнений, а так же дистанции для бега и плавания увеличивались каждую неделю, однако инструкторы варьировали типы занятий. Каждый день состоял из занятия по физподготовке, обычной пробежки и выматывающей тренировки по плаванию, однако разновидности пробежек и занятий по плаванию различались. Были пробежки по прямой, обычные спринтерские забеги или занятия по выбору инструктора. Каждой неделе соответствовали минимальные нормативы по бегу, плаванию и физподготовке, которые курсант должен был выполнять, чтобы перейти к следующей неделе. Конкурсный день устанавливал рейтинг соответственно выступлению и достижениям каждого из нас. Дистанция для пробежки на первой неделе составляла две мили и дистанция для плавания равнялась двум тысячам метров; на второй неделе нужно было пробежать три мили и проплыть три тысячи метров; на третьей неделе были четырехмильные пробежки и четырехкилометровые заплывы, и так далее. Увеличение продолжалось до шестой недели, когда нагрузки достигали максимума. Количество повторов физических упражнений также возрастало каждую неделю. На неделе пиковых нагрузок мы пробегали минимум шесть миль, а иногда и до двенадцати миль в ходе Фартлека. Мы проплывали шесть тысяч метров и проделывали безумные количества отжиманий и прочих упражнений. Максимальные стандарты шестой недели больше не менялись до конца обучения.
За следующие недели я втянулся в рутину подготовленных для нас тренировок и мучений. Помимо этого я тесно сошелся со своими согруппниками. Перенесенные боль и трудности рождают крепкую дружбу и командный дух. Как ни странно это может прозвучать, мы прекрасно проводили время, подвергаясь истязаниям. Наша группа делила и смягчала все взлеты и падения. Если мы не хрипели в агонии, мы хохотали. Наши инструкторы не были злобными, они просто были очень разборчивыми насчет того, кому они позволят войти в братство, и стремились избавиться от всех слабаков в наших рядах. В конечном итоге к той же цели стремилась и наша группа, и вообще любой парашютист-спасатель. Водный курс был мучителен, однако на следующий день после его окончания любой сказал бы «Это было потрясающе!» Это и было потрясающе, но в то же время было и невероятно тяжело.
Во время Вводного курса я с ужасом ожидал начала каждого дня. Каждый договаривается с обитающими внутри него демонами по-своему. Я молил Господа о силе, обещая хорошо трудиться. Я представлял себя в будущем, с малиновым беретом на голове и несущем обычную службу в ВВС. Я представлял, что уже прошел все трудности подготовки и живу жизнью парашютиста-спасателя. Но пробежки были так мучительны! Во время каждой пробежки я хотел бросить, но заставлял себя продержаться всего одну. Когда бег заканчивался, я переходил к следующему упражнению, немедленно позабыв об ужасных страданиях, которые только что перенес.
Вспоминая о проведенном на Вводном курсе времени, я думаю, что забывчивость является одним из важнейших защитных средств человеческого разума. Женщина переносит неимоверную боль во время рождения ребенка, и мне говорили, что впоследствии она склонна забывать истинную глубину своих страданий. Если бы женщина ясно помнила родовые муки, едва ли она захотела бы снова забеременеть и наш род угас бы. Не прикладывая к этому сознательных усилий, я каким-то образом забывал настоящий уровень ежедневных страданий и боли. Через несколько миль новой пробежки моя амнезия исчезала и ужасы прошлых пробежек снова наводняли мой разум. Продолжать было слишком болезненно. Я принимал решение. Я сдамся после этой последней пробежки. Спустя несколько секунд после пересечения финишной черты, я уже начинал забывать, «Это было не так уж плохо.» Наверное те курсанты, которые сдавались, которые почти сходили с ума, которые начинали рыдать, наверное эти ребята просто не могли забывать.
Каждый второй уикенд вся группа загружала грузовик и автобус горным и походным снаряжением – палатками, тросами, спальными мешками и пайками – и отправлялись на северо-запад от Сан-Антонио в Техасский Энчантед-Рок. Энчантед Рок это огромный горный массив из розового гранита, достигающий высоты 425 футов над землей и занимающий 600 акров. По замыслу инструкторов эти полевые занятия должны были ознакомить нас с основными навыками скалолазания, вязания узлов, ориентирования на местности и спасательных операций в горной местности. Занятия также готовили нас к более углубленному курсу горной подготовки, ожидавшему нас в центре подготовки парашютистов-спасателей. Учеба была напряженной; я не сомневался, что все инструкторы посходили с ума. С первыми лучами солнца мы были уже в горах, и возвращались в лагерь только с наступлением темноты. Мы учились спускаться на канатах и карабкаться на горы, используя лишь самое примитивное оборудование. Это забавное, однако весьма пугающее и выматывающее занятие. Разумеется, инструкторы гоняли нас почем зря целыми днями напролет. В сумерках мы тащили носилки с раненым вниз по крутым горным склонам обратно в лагерь. Один из инструкторов изображал раненого скалолаза и лежал в проволочных носилках. Шестеро курсантов несли носилки, периодически их заменяли другие члены группы. Однажды вечером я шел направляющим перед носилками. Время от времени путь преграждали колючие кактусы. Большие и несокрушимые растения я старался обойти, однако решил раздавить небольшой двухфутовый кактус, очутившийся на моем пути.
Пока мы с трудом тащили двухсотфунтовые носилки, сумерки сгущались и видеть становилось все труднее. Я злобно притопнул то, что мне казалось небольшим кактусом на моем пути. В потемках я не понял, что вижу лишь двухфутовую верхушку гигантского кактуса, выступавшую над краем обрыва. Остальная часть огромного растения скрывалась в глубине оврага. Мой удар бросил меня вперед, под откос. Я инстинктивно отпустил носилки, вытянул руки чтобы предотвратить падение и влетел прямо в теплые объятия «матери всех кактусов». Вырвавшийся у меня высокий девичий крик вогнал всех в ступор, остановив их дальнейшее продвижение. Мои ошеломленные сотоварищи осторожно высунулись над краем обрыва, и увидели, что я распят на гигантском кактусе. Мне казалось, что меня прибили к растению гвоздями и я не мог пошевелить ни единым мускулом. Очевидно своим свирепым пинком по маленькому кактусу я заслужил плохую кактусовую карму и неприязнь со стороны Матери Природы. Пока мои товарищи аккуратно вытаскивали меня с заросшего чортовыми кактусами участка, могу поклясться, что слышал, как растущие поблизости растения негромко посмеивались. После возвращения в лагерь, в мою палатку пожаловал инструктор Дэйв Янг со щипцами и избавил меня от шипов, это заняло всего лишь пару часов.
Мы снялись с лагеря воскресной ночью и возвратились в свои казармы, грязные, промокшие и вымотанные безостановочными занятиями. Я страдал от боли в перегруженных мускулах, и от пяти сотен колотых ран. Когда после полуночи вернулись обратно, меня не заботило, что я весь покрыт грязью; я настолько устал, что рухнул на койку и провалился в кому. Через несколько коротких часов меня ждет неделя максимальных нагрузок и самые тяжелые тренировки.
Следующий день начался как обычно, с громкого шума, проклятий, ворчания и групповой пробежки на завтрак. На этой неделе мы совершали самые длительные пробежки, самые длительные заплывы и наибольшее количество повторов упражнений по физподготовке. Я был не в лучшей форме, и с течением дня количество штрафов все увеличивалось. После обеда мы собрались в подземелье для отработки штрафных баллов. Каждый штраф равнялся шестидесяти отжиманиям или восьмидесяти махам ногами. После штрафных занятий сержант Брюс сделал специальное объявление. Пока мы занимались, инструкторы «в белых перчатках» милостиво проинспектировали наши комнаты. Они не могли не знать, что мы поздно вернулись из Энчантед-Рок и были вымотаны. Мы были на выезде и два дня жили в грязи, и у нас не было времени почиститься. Ублюдки! Мы с моим соседом Джоном Двайером получили двадцать девять взысканий. В большинстве остальных комнат было найдено схожее количество нарушений. Вместо того, чтобы отправиться спать по своим койкам, мы вернулись в подземелье для еще одной штрафной тренировки под надзором инструктора. Преподавательский состав требовал от меня сделать двадцать девять повторений, попеременно из шестидесяти отжиманий и восьмидесяти махов ногами – и это после целого дня самых больших нагрузок на тот момент.
Я посмотрел на моих ошеломленных согруппников, чтобы узнать, не собираются ли они наброситься на инструкторов и поубивать их. Нет. Тренировка началась. Я внутренне кипел от несправедливости всего происходящего. Я не понимал, как человек может вынести все это. Это было возмутительно. Моя ярость вскоре сменилась стремлением пережить штрафную тренировку. Инструкторы были безжалостны. Несмотря на отсутствие оснований, инструкторы часто заставляли нас начинать упражнение сначала, потому что кто-то выполнял его в неправильном стиле или не в ритм с остальными. Представьте, каково отжаться сорок пять раз из шестидесяти, и услыхать, «Начинаем сначала, Билл Сайн сачкует.» Они часто проделывали подобное, иногда несправедливо, пока группа не начинала злиться на курсанта, из за которого все должны делать лишние упражнения. Обладаете ли вы достаточно сильной психикой, чтобы выносить незаслуженное давление и презрение со стороны коллектива? Инструкторы это выяснят. В помещении пахло человеческим гневом, злобой и отчаянием. Пот водопадами струился с наших тел. Ребята стонали и кряхтели, скрежеща зубами от напряжения. Но минуты текли, и наша группа наливалась силой. Наш гнев питал нашу решимость, а отчаяние превратилось в целеустремленность и гордость. Им не сломить нас, никто не сдастся; мы были непобедимы. Когда занятия наконец закончились, мы тряслись и дрожали, будучи едва в силах подняться по ступенькам в наши комнаты. За вычетом перерывов на еду, наша группа вынесла жесточайшую пятнадцатичасовую тренировку.
Я успешно преодолел оставшуюся часть Вводного курса, но не было ни единого легкого дня. Во время последнего экзамена снаружи было холодно. Температура воды в бассейне равнялась шестидесяти девяти градусам, она была очень холодной. После окончания четырехкилометрового заплыва я зашел у душ и простоял под кипятком пять минут, прежде чем согрелся настолько, чтобы начать дрожать. Я настолько замерз, что способность дрожать отключилась. С точки зрения курсанта, цель Вводного курса состояла в том, чтобы разрушить человека до основания, а не укрепить его. Еженедельные увеличения дистанции и количества повторов упражнений казались слишком большими, чтобы позволить телу адаптироваться к ним; у нас не было достаточных возможностей для отдыха и восстановления. Процедуры, которые, казалось, разрушали человека, заставляя его сдаться, на деле проверяли физическую выносливость и моральную твердость. Через пару недель после окончания Вводного курса моя физическая сила и выносливость значительно выросли, потому что у мышц наконец появилась возможность для отдыха и роста. Это тот же самый «эффект отмены», который испытывают профессиональные спортсмены, доводя нагрузки до пиковых перед большим спортивным состязанием. Инструкторы подготовили нас к преодолению любых физических или моральных преград, которые поставит на нашем пути дальнейшее обучение.
Годы спустя я узнал, что режим тренировок на Вводном курсе был установлен отнюдь не случайно. При определении официальных нормативов Вводного курса инструкторы использовали новейшие на тот момент данные исследований по спортивной медицине, в сочетании с колоссальным личным опытом парашютистов-спасателей. Они консультировались с известными физиотерапевтами и тренерами по плаванию. Их усилиями были выработаны принципы, распорядок занятий и моральные установки, существующие на Вводном курсе по сей день.
Двенадцатого ноября 1975 года инструкторы принимали последний экзамен моей группы. Испытание заняло большую часть дня. Я выступил отнюдь не блестяще, и показал средние результаты по нашей группе. Я был в чрезвычайно ослабленном состоянии. У нас было сорок восемь минут на то, чтобы пробежать минимум шесть и максимум восемь миль. За дистанции, превышающие минимальные, мы получали дополнительные очки. Нам нужно было выполнять упражнение до полного истечения времени; мы не могли останавливаться, пробежав минимальные шесть миль. За сорок восемь минут я пробежал чуть более шести с половиной миль, что было далеко от рекордных показателей. Нам отводилось сто минут чтобы проплыть не пользуясь ластами минимум четыре и максимум шесть тысяч метров. За сто минут я проплыл 4.545 метров. На место в Олимпийской сборной США по плаванию я, несомненно, претендовать не мог. За сорок пять секунд я восемнадцать раз подтянулся обратным хватом, а после короткого перерыва подтянулся еще пятнадцать раз прямым, тоже за сорок пять секунд. Я смог сделать сто шестьдесят приседаний, затем сто шестьдесят «здравствуй, дорогой» - лежишь на земле, ноги в шести дюймах от пола, разводишь их в стороны и сводишь вместе – и еще сто тридцать махов ногами. За полторы минуты я отжался шестьдесят три раза, и за сорок пять секунд отжался двадцать шесть раз по-китайски. (Руки и ноги ставятся примерно в двух футах друг от друга, образуя направленную вверх V-образную фигуру с телом. Нужно соединить большие и указательные пальцы обеих рук, образовав треугольник на земле. Держа ноги прямо, нужно дотронуться кончиком носа до центра треугольника, после чего вернуться в исходное положение. Это одно китайское отжимание. Ну вот примерно так: https://www.youtube.com/watch?v=Fo2GhpmwUyw) Я сдал зачет по надеванию и очищению от воды маски и дыхательной трубки, сдал зачет по беспокоящим действиям на воде. Что самое важное, я сдал общий тест и был допущен к прохождению следующей ступени обучения парашютиста-спасателя.
За прошедшие годы в подготовке парашютистов-спасателей многое изменилось. Причиной тому стали политические изменения или требования безопасности. Изменения часто отражали господствующие в обществе или в науке взгляды, или иногда зависели от конкретного инструктора, руководящего отбором. Теперь у нас есть тренеры по плаванию, инструкторы по ЛФК и штатные физиологи, помогающие инструкторам парашютно-спасательной службы. Дежурной шуткой на протяжении долгих лет было «Когда я проходил обучение, оно было сложнее.» Эту мантру можно слышать по всему сообществу войск специального назначения. Однако итоговым экзаменом эффективности подготовки становятся действия в боевой операции. В любой исторический период парашютисты-спасатели неизменно демонстрировали героизм, доблесть и непревзойденный профессионализм. Времена и методы обучения меняются, однако парашютисты-спасатели остаются все теми же: лучшими из лучших.
Стандартные количества упражнений, а так же дистанции для бега и плавания увеличивались каждую неделю, однако инструкторы варьировали типы занятий. Каждый день состоял из занятия по физподготовке, обычной пробежки и выматывающей тренировки по плаванию, однако разновидности пробежек и занятий по плаванию различались. Были пробежки по прямой, обычные спринтерские забеги или занятия по выбору инструктора. Каждой неделе соответствовали минимальные нормативы по бегу, плаванию и физподготовке, которые курсант должен был выполнять, чтобы перейти к следующей неделе. Конкурсный день устанавливал рейтинг соответственно выступлению и достижениям каждого из нас. Дистанция для пробежки на первой неделе составляла две мили и дистанция для плавания равнялась двум тысячам метров; на второй неделе нужно было пробежать три мили и проплыть три тысячи метров; на третьей неделе были четырехмильные пробежки и четырехкилометровые заплывы, и так далее. Увеличение продолжалось до шестой недели, когда нагрузки достигали максимума. Количество повторов физических упражнений также возрастало каждую неделю. На неделе пиковых нагрузок мы пробегали минимум шесть миль, а иногда и до двенадцати миль в ходе Фартлека. Мы проплывали шесть тысяч метров и проделывали безумные количества отжиманий и прочих упражнений. Максимальные стандарты шестой недели больше не менялись до конца обучения.
За следующие недели я втянулся в рутину подготовленных для нас тренировок и мучений. Помимо этого я тесно сошелся со своими согруппниками. Перенесенные боль и трудности рождают крепкую дружбу и командный дух. Как ни странно это может прозвучать, мы прекрасно проводили время, подвергаясь истязаниям. Наша группа делила и смягчала все взлеты и падения. Если мы не хрипели в агонии, мы хохотали. Наши инструкторы не были злобными, они просто были очень разборчивыми насчет того, кому они позволят войти в братство, и стремились избавиться от всех слабаков в наших рядах. В конечном итоге к той же цели стремилась и наша группа, и вообще любой парашютист-спасатель. Водный курс был мучителен, однако на следующий день после его окончания любой сказал бы «Это было потрясающе!» Это и было потрясающе, но в то же время было и невероятно тяжело.
Во время Вводного курса я с ужасом ожидал начала каждого дня. Каждый договаривается с обитающими внутри него демонами по-своему. Я молил Господа о силе, обещая хорошо трудиться. Я представлял себя в будущем, с малиновым беретом на голове и несущем обычную службу в ВВС. Я представлял, что уже прошел все трудности подготовки и живу жизнью парашютиста-спасателя. Но пробежки были так мучительны! Во время каждой пробежки я хотел бросить, но заставлял себя продержаться всего одну. Когда бег заканчивался, я переходил к следующему упражнению, немедленно позабыв об ужасных страданиях, которые только что перенес.
Вспоминая о проведенном на Вводном курсе времени, я думаю, что забывчивость является одним из важнейших защитных средств человеческого разума. Женщина переносит неимоверную боль во время рождения ребенка, и мне говорили, что впоследствии она склонна забывать истинную глубину своих страданий. Если бы женщина ясно помнила родовые муки, едва ли она захотела бы снова забеременеть и наш род угас бы. Не прикладывая к этому сознательных усилий, я каким-то образом забывал настоящий уровень ежедневных страданий и боли. Через несколько миль новой пробежки моя амнезия исчезала и ужасы прошлых пробежек снова наводняли мой разум. Продолжать было слишком болезненно. Я принимал решение. Я сдамся после этой последней пробежки. Спустя несколько секунд после пересечения финишной черты, я уже начинал забывать, «Это было не так уж плохо.» Наверное те курсанты, которые сдавались, которые почти сходили с ума, которые начинали рыдать, наверное эти ребята просто не могли забывать.
Каждый второй уикенд вся группа загружала грузовик и автобус горным и походным снаряжением – палатками, тросами, спальными мешками и пайками – и отправлялись на северо-запад от Сан-Антонио в Техасский Энчантед-Рок. Энчантед Рок это огромный горный массив из розового гранита, достигающий высоты 425 футов над землей и занимающий 600 акров. По замыслу инструкторов эти полевые занятия должны были ознакомить нас с основными навыками скалолазания, вязания узлов, ориентирования на местности и спасательных операций в горной местности. Занятия также готовили нас к более углубленному курсу горной подготовки, ожидавшему нас в центре подготовки парашютистов-спасателей. Учеба была напряженной; я не сомневался, что все инструкторы посходили с ума. С первыми лучами солнца мы были уже в горах, и возвращались в лагерь только с наступлением темноты. Мы учились спускаться на канатах и карабкаться на горы, используя лишь самое примитивное оборудование. Это забавное, однако весьма пугающее и выматывающее занятие. Разумеется, инструкторы гоняли нас почем зря целыми днями напролет. В сумерках мы тащили носилки с раненым вниз по крутым горным склонам обратно в лагерь. Один из инструкторов изображал раненого скалолаза и лежал в проволочных носилках. Шестеро курсантов несли носилки, периодически их заменяли другие члены группы. Однажды вечером я шел направляющим перед носилками. Время от времени путь преграждали колючие кактусы. Большие и несокрушимые растения я старался обойти, однако решил раздавить небольшой двухфутовый кактус, очутившийся на моем пути.
Пока мы с трудом тащили двухсотфунтовые носилки, сумерки сгущались и видеть становилось все труднее. Я злобно притопнул то, что мне казалось небольшим кактусом на моем пути. В потемках я не понял, что вижу лишь двухфутовую верхушку гигантского кактуса, выступавшую над краем обрыва. Остальная часть огромного растения скрывалась в глубине оврага. Мой удар бросил меня вперед, под откос. Я инстинктивно отпустил носилки, вытянул руки чтобы предотвратить падение и влетел прямо в теплые объятия «матери всех кактусов». Вырвавшийся у меня высокий девичий крик вогнал всех в ступор, остановив их дальнейшее продвижение. Мои ошеломленные сотоварищи осторожно высунулись над краем обрыва, и увидели, что я распят на гигантском кактусе. Мне казалось, что меня прибили к растению гвоздями и я не мог пошевелить ни единым мускулом. Очевидно своим свирепым пинком по маленькому кактусу я заслужил плохую кактусовую карму и неприязнь со стороны Матери Природы. Пока мои товарищи аккуратно вытаскивали меня с заросшего чортовыми кактусами участка, могу поклясться, что слышал, как растущие поблизости растения негромко посмеивались. После возвращения в лагерь, в мою палатку пожаловал инструктор Дэйв Янг со щипцами и избавил меня от шипов, это заняло всего лишь пару часов.
Мы снялись с лагеря воскресной ночью и возвратились в свои казармы, грязные, промокшие и вымотанные безостановочными занятиями. Я страдал от боли в перегруженных мускулах, и от пяти сотен колотых ран. Когда после полуночи вернулись обратно, меня не заботило, что я весь покрыт грязью; я настолько устал, что рухнул на койку и провалился в кому. Через несколько коротких часов меня ждет неделя максимальных нагрузок и самые тяжелые тренировки.
Следующий день начался как обычно, с громкого шума, проклятий, ворчания и групповой пробежки на завтрак. На этой неделе мы совершали самые длительные пробежки, самые длительные заплывы и наибольшее количество повторов упражнений по физподготовке. Я был не в лучшей форме, и с течением дня количество штрафов все увеличивалось. После обеда мы собрались в подземелье для отработки штрафных баллов. Каждый штраф равнялся шестидесяти отжиманиям или восьмидесяти махам ногами. После штрафных занятий сержант Брюс сделал специальное объявление. Пока мы занимались, инструкторы «в белых перчатках» милостиво проинспектировали наши комнаты. Они не могли не знать, что мы поздно вернулись из Энчантед-Рок и были вымотаны. Мы были на выезде и два дня жили в грязи, и у нас не было времени почиститься. Ублюдки! Мы с моим соседом Джоном Двайером получили двадцать девять взысканий. В большинстве остальных комнат было найдено схожее количество нарушений. Вместо того, чтобы отправиться спать по своим койкам, мы вернулись в подземелье для еще одной штрафной тренировки под надзором инструктора. Преподавательский состав требовал от меня сделать двадцать девять повторений, попеременно из шестидесяти отжиманий и восьмидесяти махов ногами – и это после целого дня самых больших нагрузок на тот момент.
Я посмотрел на моих ошеломленных согруппников, чтобы узнать, не собираются ли они наброситься на инструкторов и поубивать их. Нет. Тренировка началась. Я внутренне кипел от несправедливости всего происходящего. Я не понимал, как человек может вынести все это. Это было возмутительно. Моя ярость вскоре сменилась стремлением пережить штрафную тренировку. Инструкторы были безжалостны. Несмотря на отсутствие оснований, инструкторы часто заставляли нас начинать упражнение сначала, потому что кто-то выполнял его в неправильном стиле или не в ритм с остальными. Представьте, каково отжаться сорок пять раз из шестидесяти, и услыхать, «Начинаем сначала, Билл Сайн сачкует.» Они часто проделывали подобное, иногда несправедливо, пока группа не начинала злиться на курсанта, из за которого все должны делать лишние упражнения. Обладаете ли вы достаточно сильной психикой, чтобы выносить незаслуженное давление и презрение со стороны коллектива? Инструкторы это выяснят. В помещении пахло человеческим гневом, злобой и отчаянием. Пот водопадами струился с наших тел. Ребята стонали и кряхтели, скрежеща зубами от напряжения. Но минуты текли, и наша группа наливалась силой. Наш гнев питал нашу решимость, а отчаяние превратилось в целеустремленность и гордость. Им не сломить нас, никто не сдастся; мы были непобедимы. Когда занятия наконец закончились, мы тряслись и дрожали, будучи едва в силах подняться по ступенькам в наши комнаты. За вычетом перерывов на еду, наша группа вынесла жесточайшую пятнадцатичасовую тренировку.
Я успешно преодолел оставшуюся часть Вводного курса, но не было ни единого легкого дня. Во время последнего экзамена снаружи было холодно. Температура воды в бассейне равнялась шестидесяти девяти градусам, она была очень холодной. После окончания четырехкилометрового заплыва я зашел у душ и простоял под кипятком пять минут, прежде чем согрелся настолько, чтобы начать дрожать. Я настолько замерз, что способность дрожать отключилась. С точки зрения курсанта, цель Вводного курса состояла в том, чтобы разрушить человека до основания, а не укрепить его. Еженедельные увеличения дистанции и количества повторов упражнений казались слишком большими, чтобы позволить телу адаптироваться к ним; у нас не было достаточных возможностей для отдыха и восстановления. Процедуры, которые, казалось, разрушали человека, заставляя его сдаться, на деле проверяли физическую выносливость и моральную твердость. Через пару недель после окончания Вводного курса моя физическая сила и выносливость значительно выросли, потому что у мышц наконец появилась возможность для отдыха и роста. Это тот же самый «эффект отмены», который испытывают профессиональные спортсмены, доводя нагрузки до пиковых перед большим спортивным состязанием. Инструкторы подготовили нас к преодолению любых физических или моральных преград, которые поставит на нашем пути дальнейшее обучение.
Годы спустя я узнал, что режим тренировок на Вводном курсе был установлен отнюдь не случайно. При определении официальных нормативов Вводного курса инструкторы использовали новейшие на тот момент данные исследований по спортивной медицине, в сочетании с колоссальным личным опытом парашютистов-спасателей. Они консультировались с известными физиотерапевтами и тренерами по плаванию. Их усилиями были выработаны принципы, распорядок занятий и моральные установки, существующие на Вводном курсе по сей день.
Двенадцатого ноября 1975 года инструкторы принимали последний экзамен моей группы. Испытание заняло большую часть дня. Я выступил отнюдь не блестяще, и показал средние результаты по нашей группе. Я был в чрезвычайно ослабленном состоянии. У нас было сорок восемь минут на то, чтобы пробежать минимум шесть и максимум восемь миль. За дистанции, превышающие минимальные, мы получали дополнительные очки. Нам нужно было выполнять упражнение до полного истечения времени; мы не могли останавливаться, пробежав минимальные шесть миль. За сорок восемь минут я пробежал чуть более шести с половиной миль, что было далеко от рекордных показателей. Нам отводилось сто минут чтобы проплыть не пользуясь ластами минимум четыре и максимум шесть тысяч метров. За сто минут я проплыл 4.545 метров. На место в Олимпийской сборной США по плаванию я, несомненно, претендовать не мог. За сорок пять секунд я восемнадцать раз подтянулся обратным хватом, а после короткого перерыва подтянулся еще пятнадцать раз прямым, тоже за сорок пять секунд. Я смог сделать сто шестьдесят приседаний, затем сто шестьдесят «здравствуй, дорогой» - лежишь на земле, ноги в шести дюймах от пола, разводишь их в стороны и сводишь вместе – и еще сто тридцать махов ногами. За полторы минуты я отжался шестьдесят три раза, и за сорок пять секунд отжался двадцать шесть раз по-китайски. (Руки и ноги ставятся примерно в двух футах друг от друга, образуя направленную вверх V-образную фигуру с телом. Нужно соединить большие и указательные пальцы обеих рук, образовав треугольник на земле. Держа ноги прямо, нужно дотронуться кончиком носа до центра треугольника, после чего вернуться в исходное положение. Это одно китайское отжимание. Ну вот примерно так: https://www.youtube.com/watch?v=Fo2GhpmwUyw) Я сдал зачет по надеванию и очищению от воды маски и дыхательной трубки, сдал зачет по беспокоящим действиям на воде. Что самое важное, я сдал общий тест и был допущен к прохождению следующей ступени обучения парашютиста-спасателя.
За прошедшие годы в подготовке парашютистов-спасателей многое изменилось. Причиной тому стали политические изменения или требования безопасности. Изменения часто отражали господствующие в обществе или в науке взгляды, или иногда зависели от конкретного инструктора, руководящего отбором. Теперь у нас есть тренеры по плаванию, инструкторы по ЛФК и штатные физиологи, помогающие инструкторам парашютно-спасательной службы. Дежурной шуткой на протяжении долгих лет было «Когда я проходил обучение, оно было сложнее.» Эту мантру можно слышать по всему сообществу войск специального назначения. Однако итоговым экзаменом эффективности подготовки становятся действия в боевой операции. В любой исторический период парашютисты-спасатели неизменно демонстрировали героизм, доблесть и непревзойденный профессионализм. Времена и методы обучения меняются, однако парашютисты-спасатели остаются все теми же: лучшими из лучших.