Дункан Фальконер - Отбор в SBS. Часть I

Прибыв на базу Королевской Морской пехоты в Пуле для прохождения ознакомительного курса SBS, я мысленно подготовился практически ко всему – в моем распоряжении были лишь преувеличенные истории, рассказанные рекрутами в Центре подготовки коммандос. Больше всего меня беспокоили слух о необходимости сдерживать дыхание под водой в течение пяти минут. Я с облегчением узнал, что обязательные требования подобного не предусматривали. Однако некоторые слухи не были преувеличены.

Первоначально меня поразило кажущееся отсутствие мер по обеспечению безопасности лагеря, в котором находилась столь секретная организация как SBS, однако они были на месте. Подразделение было невидимым. SBS защитили себя самой эффективной из существующих систем безопасности. Анонимностью. В отличии от SAS, SBS носили точно такую же униформу и кокарду на головном уборе, как и прочие морские пехотинцы и ничем от них не отличались. Кроме того, они размещались в большом лагере вместе с еще несколькими обычными службами в составе Морской пехоты – водительскими курсами, курсами подготовки подразделений для боевых кораблей, Роты Р, которая занималась вербовкой и проведением показательных выступлений по всей стране, курсов подготовки экипажей десантных судов, курсами подготовки рядового и сержантского состава Королевского флота, а также еще несколькими более мелкими подразделениями и учебными курсами, общей численностью в несколько сотен не относящихся к SBS военнослужащих и их структур. Меня впечатлило то, что я принял за обдуманную хитрость – тайное существование SBS сокрытое среди обычных служб Королевской Морской пехоты и Флота. Правда о SBSи ее устройстве немного разочаровывала. Долгие годы я не пытался сложить общую картину, за это время кое-что в организации улучшилось, но многое осталось неизменным. Но, поскольку в то время, когда я делал первые робкие шаги в мире SBS, я еще не знал о тонкостях политики и прочем дерьме, я оставлю все разоблачения на потом.

Когда я шел по лагерю, ко мне снова вернулось ощущение неполноценности, испытанное мною в поезде на Диль. В любом встречном, который выглядел жестким и суровым, я видел бойца SBS, и спрашивал себя, что я здесь делаю.

У здания штаба я повстречал Энди и Дэйва. Я облегчением я заметил, что они тоже чувствуют себя не в своей тарелке. Вместе мы отправились на поиски своего кубрика, который обнаружили в одной из нескольких недавно построенных трехэтажных казарм. Поначалу учебный курс занимал три здания, в каждом из которых могло разместиться более пятидесяти человек. Морпехи со своим багажом прибывали на курс со всех пунктов дислокации корпуса и разыскивали отведенные им комнаты. В коридорах и на лестницах стоял нескончаемый гул, морпехи окликали знакомых и бродили в поисках камбуза или склада постельных принадлежностей. Однако за этой обыденностью чувствовался дух ожидания. Пока вокруг было безопасно, и некоторые чувствовали себя достаточно уверенно для демонстрации бравады, но вскоре начнутся боль и трудности, и никто не мог честно сказать, что не волнуется по этому поводу. Мы будем жить в этих казармах до окончания отборочного курса, и к этому моменту здания будут пустынными и тихими, а уцелевшие легко разместятся всего в паре комнат, в которых еще и останутся свободные койки.

В нашей комнате на первом этаже было шесть коек, и мы были первыми заселившимися. Мы разложили свои вещи по шкафчикам и уселись на койки, негромко переговариваясь. Теперь мы с нетерпением ожидали обеда. Мы все немного нервничали. Это снова напоминало наш первый день в Диле. Мы понятия не имели, во что впутались. Можно было быть уверенным только в том, что это должно быть значительно сложнее, чем курс подготовки коммандос. Окно, рядом с которым стояла моя койка, выходило на пустое поле в центре лагеря, на котором могло легко уместиться несколько футбольных полей либо площадок для регби. На краю поля стоял большой вертолет. В полумиле находилась Пульская гавань. За шумом, производимым заселявшимися в комнаты людьми, я чувствовал мирную обстановку снаружи. Это место резко отличалось от суеты конвеера по производству солдат, которым являлся Центр подготовки коммандос. Призраки тех, кто жил здесь до нас, скитались по комнате. К одному из шкафчиков был пришпилен листок с распорядком дня, в выдвижных ящиках остались предметы из наборов для выживания, вроде хирургических ниток, лески и рыболовных крючков. Ходили слухи, что отборочный курс проходит лишь один из шестнадцати кандидатов. На оконной раме, частично скрытый занавеской, висел снимок трех кандидатов, забиравшихся в десантную баржу, после окончания упражнений на выживание, проводившихся на острове Малая Камбрия, в дебрях Шотландии. Их раздели догола, а затем высадили на острове, снабдив лишь рулоном мешковины, из которого им предстояло сделать себе одежду. Они выживали за счет чаек и их яиц, водорослей, кроликов, если им удавалось найти способ поймать их, а также растений, о питательных свойствах которых им рассказывали. Все свободное от сна время они проводили в поисках еды и дров, и к концу недели они выглядели ослабевшими и бледными. Однаго из ребят на фото звали Артур, и, несмотря на то, что я пару раз его видел в эскадроне, впервые мы обменялись фразами лишь через два года, и произошло это при необычных обстоятельствах.

Мы вздрогнули от стука распахнутой пинком двери, и, когда увидели, кто стоял в проеме со своими вещами, то вскочили на ноги и встали по стойке смирно. Обычно морские пехотинцы не встают смирно, если в комнату входит кто-либо, кроме офицеров или уоррент-офицеров, но наши рефлексы новобранцев еще не успели отключиться, и все еще находились люди, которые могли на них воздействовать. Это был капрал Джейкерс.

Он узнал нас, но ничем этого не показал. Решив, что он попал не в то здание, он, с обычным хмурым выражением лица, ушел прочь. Мы перевели дух, ругая себя за то, что вскочили на ноги. Нам нужно прекратить так делать. Мы теперь морпехи, а не новобранцы, и мы пришли на отборочный курс SBS, чорт побери. Но все равно, чего здесь делает Джейкерс?

Дверь со стуком отворилась опять, и Джейкерс ворвался в комнату. Мы встали по стойке смирно.

«Что вы здесь делаете, придурки?» - заорал он. «Здесь должны находиться только те, кто пришел на отборочный курс SBS.»

«Мы тоже записались на курс, капрал.» - ответили мы нестройным хором.

Он с недоверием уставился на нас. Затем он полностью потерял контроль над собой. Он начал орать о том, что много лет назад пытался попасть на курс SBS, и долгие годы ему приходилось заниматься дерьмовой работой, например, обучать в Центре подготовки коммандос болванов, вроде нас, и что мы еще не нюхнули жизни в корпусе, и вот тебе пожалуйста – мы пришли на тот же курс, что и он сам. Он собирается переговорить кое с кем по этому поводу. И ни в коем случае не собирается делить комнату с группой новобранцев, особенно с нами. Он собрал вещи и захлопнул за собой дверь.

Когда он ушел, мы облегченно выдохнули и расслабили плечи. Мы действительно ему сочувствовали. Действительно было несправедливо, что он долгие годы стремился сюда, а мы пришли сюда сразу с конвеера. Однако Джейкерс сейчас узнает, что теперь все мы новобранцы SBS, и он тоже. Он вскоре вернулся. Швырнув вещи на самую дальнюю от нас койку, он начал укладывать их в свой шкафчик, бормоча, что корпус катится к чертям. Но теперь мы все были связаны друг с другом. Как будто и без того наша жизнь в следующие несколько месяцев была бы недостаточно сложной.

Ознакомительный курс SBS, разработанный для отсева явно не подходивших для подразделения кандидатов, продолжался с понедельника по пятницу. Его целью было узнать, обладаем ли мы базовыми навыками чтения карт; нравится ли нам сырость и холод, долгие пробежки по грязи и сидение ночь напролет на корточках в промокших кустах, в компании тысяч ненасытных комаров; можем ли мы пробежать милю за пять минут, проплыть двадцать пять метров под водой и сидеть на дне темной и тесной камеры, имитирующей шлюзовую камеру подводной лодки, без лицевых масок и с одним аквалангом на троих, не поддаваясь приступам паники и клаустрофобии.

Несколько сот морских пехотинцев принимали участие в десятках ознакомительных курсов, проводившихся насколько месяцев, из этого количества для прохождения отборочного курса, продолжавшегося четыре месяца, было отобрано сто тридцать четыре человека. В число последних попало пятнадцать морпехов прямо из Центра подготовки коммандос, среди которых были Энди, Дэйв и я сам.

Первые несколько недель основного отборочного курса были предназначены для того, чтобы вымотать нас морально и физически и довести нас до уровня утомления, который будет затем контролироваться инструкторами. Марш-броски с ориентированием по карте, которые совершались кандидатами индивидуально, с рюкзаками весом в сто фунтов, становились с каждым разом все длиннее, пока мы не начали проходить до тридцати миль за раз. Время на сон отводилось минимальное, и он часто прерывался инструкторами в течение первых часов для совершения пробежек в грязи и заданий на инициативность. Эти дополнительные учебные нагрузки были известны как «beastings», они применялись часто и с большой изобретательностью. Примерно треть ночевок отборочного курса проводилась в открытом поле. Во время длинных марш-бросков руководящий состав (РС) часто устраивал нам сюрпризы, например, давал нам минуту на ознакомление с нашими картами, чтобы запомнить направление по компасу, расстояние и характер местности на следующие четыре-пять миль, затем отбирал карты и отправлял в путь. Если вас ловили с запасной картой, то наказание было несоразмерным проступку. Во время движения от пункта А в пункт Б одинаково важны были как скорость, так и точность. Тем, кто не успевал успеть до закрытия сборного пункта, с большой вероятностью угрожало отчисление с курса. Ошибешься дважды, и будешь отчислен наверняка.

Каждый солдат, еще до прибытия на отборочный курс в Пуле, знал, во что ввязывается, и должен был подготовиться к худшему. Дневной распорядок можно было получить в подразделениях коммандос за месяцы до начала курса, в них уточнялись цели каждого этапа отбора и что потребуется от кандидата для того, чтобы пройти их. Однако, как и во время обычного курса подготовки коммандос, многие выбывали на ранних стадиях. Курс был явно более интенсивным, чем они могли вообразить. Вдобавок к тестам по физподготовке, от рекрутов требовалось знать азбуку Морзе, уметь рассчитать ослабление радиосигналов, знать теорию подводного плавания – включая закон Бойля и закон Дальтона о парциальном давлении – закон Архимеда, теорию взрывного дела, включая эффект Монро, электрическую и воспламеняющую детонацию, основы навигации на море и киносъемки, включая умение вести съемку в полевых условиях. За время подводной фазы отбора, мы проплывали мили под водой, днем и ночью, в основном при нулевой видимости и низких температурах, используя подводные дыхательные аппараты замкнутого цикла. Аппараты были хороши, пока не протекали. Первым признаком этого был глоток смеси каустической соды (морской воды, смешанной с порошком, поглощающим углекислый газ) вместо воздуха, по ощущениям это немного походило на глоток стекла или пенящегося антифриза. Если в это время вы находились на большой глубине, вы пытались выблевать его по пути на поверхность, не имея возможности вдохнуть, и не забывая выдыхать во избежание эмболии. В спасательной лодке всегда находилась бутылка уксуса, который нужно было глотнуть после всплытия для нейтрализации щелочи, который по вкусу не слишком отличался от смеси, но, по крайней мере, смягчал жжение.

У нас редко бывало время, чтобы отоспаться, а для того, чтобы полностью восстановиться между этапами отбора, его не было совсем. Это было важно для проведения отбора в SBS. Пределы выносливости человека можно выявить, лишь если он физически и морально истощен.

«Мы надеемся, что, в боевых условиях вам никогда не придется испытать такой же усталости, как физической, так и психологической, как во время прохождения курса» - сказал нам однажды инструктор. «Однако, если все же придется, то вы будете знать, что сможете разобраться с этим.»

Чем более вы были подготовлены физически к началу курса, тем дальше вам удавалось зайти до переключения на чистую силу воли, которая позволяла вам двигаться дальше. К концу первого месяца мы лишились более половины кандидатов. К концу второго месяца нас осталось около сорока человек. А из пятнадцати новичков-морпехов из Центра подготовки коммандос осталось лишь трое – Энди, Дэйв и я сам. Это было больше, чем просто совпадение, что мы были единственными оставшимися новичками из целой группы. Мы оказывали моральную поддержку друг другу, когда каждый больше всего в этом нуждался. Нужно было всего лишь улыбнуться или подмигнуть в трудный момент. Но, хотя мы были вместе, курс в целом таковым не был, и именно мы, трое новичков, были тому причиной.

Кадровые морпехи изо всех сил старались заставить нас троих чувствовать себя не в своей тарелке, особенно наш сосед по комнате, капрал Джейкерс, постоянно напоминавший нам о нашей неопытности и, более того, об отсутствии права у нас находиться на курсе. Независимо от того, что решило SBS, мы были насмешкой над системой. Чем быстрее мы уйдем, тем лучше для остальных.

Как правило первым, что мы слышали по утрам, были язвительные комментарии Джейкерса, например «Вы все всё еще здесь? На вашем месте я бросил бы сегодня – денек будет трудным. Нужно ли терпеть такие трудности?»

Больше всего меня донимала его фраза «Вы же не верите всерьез, что они допустят, чтобы кучка салаг попала в SBS, даже если вы по недоразумению пройдете отборочный курс, правда?»

Остальные обращались к нам только по необходимости. Нас именовали «салагами» и не сомневались, что мы в любой день покинем курс. Однако дни летели, ряды кандидатов таяли, а мы не были в числе выбывших. Вспоминая курс, не исключено, что именно это дополнительное давление со стороны остального курса добавляло нам решимости не сдаваться.

На большую часть курса по обращению с каноэ, меня поставили в пару с Джейкерсом, к его величайшему ужасу. Руководящий состав сделал это сознательно, зная, что это выведет его из себя. Однако, это сотрудничество оказалось очень выгодным для меня. Джейкерс был очень опытным гребцом. Однажды он принимал участие в одной из самых трудных гонок на каноэ, Девайзес-Вестминстер, в ходе которой нужно было в одиночку пройти 124 мили. Он традиционно устраивал мне трудную жизнь при каждой возможности, однако, не собираясь во время длинных и тяжелых переходов делать всю работу в одиночку, он также давал мне советы и устные инструкции. Однажды, в жесточайший шторм, мы совершали тридцатимильный переход на веслах в полностью нагруженном, как на боевой операции, каноэ, и огромная волна перевернула нас, когда мы меняли направление. Мы выполнили соответствующие действия и, при помощи других пар, входивших группу, забрались обратно. Снаряжение, включая рюкзаки и оружие, было распределено по каноэ и закреплено тросами, и мы сражались с огромными волнами, пытаясь вернуться в строй. Несколько стрингеров (частей деревянного каркаса брезентовой лодки) сломались, и мы, насколько это было возможно, скрепили концы между собой. Погода продолжала ухудшаться. Над нашими головами появился вертолет береговой охраны, который вызвал кто-то из гражданских, заметивший нас со скал. Один из членов экипажа высунулся из кабины и энергичными жестами направлял нас в сторону берега. Мы, при помощи жестов, послали его подальше. Когда вертолет полетел прочь, он выразил свое мнение о нас, покрутив пальцем у виска. Мы двинулись дальше, и ранним утром, миновав пустынные пляжи Сэндбэнкса, вошли в относительно спокойные воды Пульской бухты. Получив такой опыт, я почувствовал, что могу плавать на каноэ при любых условиях.

Когда до конца курса оставался месяц, на нем осталось всего тридцать вымотанных и окоченевших морпехов, в числе которых были трое салаг. Остальные уже не стремились устроить нам веселую жизнь. Все собирались с силами и концентрировались на прохождении заключительных и наиболее сложных этапов курса.

Последние тренировки не были предназначены для поддержания высокой численности кандидатов, и давление РС с целью сокращения курса возросло. Однако, это входило в противоречие с целями офицеров, ведавших подготовкой SBS, которые, проводя большую часть времени в уютных штабах, хотели бы, чтобы отбор проходило большее число кандидатов. Согласно приказам свыше, SBSдолжны были не только восполнить потери, понесенные на нефтяных платформах, но и увеличить свою численность. Очевидным решением было бы проведение в течение года большего количества отборочных курсов, однако, это было дорогостоящее мероприятие, и, в любом случае, Корпус морской пехоты за год мог предоставить лишь определенное количество кандидатов. Едва ли некоторые (лично я не знал ни одного) пошли в Морскую пехоту специально с целью попасть в SBS. Во всяком случае, вряд ли люди, не принадлежащие к морской пехоте, слышали про SBS. Единственным способом увеличить количество морпехов, прошедших отборочный курс, было сделать его легче.

Руководящие отбором унтер-офицеры, были в основном более заинтересованы в поддержании высоких стандартов. Они не собирались ни играть в цифры, ни менять качество на количество. Но каким еще образом SBS, и, если на то пошло, SAS, могли увеличить количество бойцов? Здесь действовал закон природы – принимая во внимание один или два социальных показателя, например мирное время, население могло дать лишь определенное количество солдат такого уровня. Доводом штаба было то, что отборочный курс SBS был слишком сложен для прохождения. Слишком много потенциально хороших оперативников выбывали из-за травм, которых можно было бы избежать. Во многом это было правдой. Я могу припомнить как минимум двух ребят с моего курса, которые мне казались прекрасными солдатами, но которые вынуждены были покинуть курс по причине серьезных травм. Один повредил спину во время бега с пропитанным водой бревном на плечах по приказанию инструктора. Инструктор и понятия не имел, насколько тяжелым было бревно. Однако боец без колебаний тащил его, пока не рухнул под его весом. Другого унесли во время пробежки вниз по крутому склону с большим стальным кислородным баллоном, весом в семьдесят пять фунтов – мы все бежали с такими – когда следующий за ним морпех споткнулся и уронил свой баллон ему на щиколотку. В этом отношении, отборочный курс нужно было сделать более контролируемым и человекосберегающим. К несчастью для меня и остального курса, эти изменения еще только намечались. Наш РС был старой закалки, и все должно было оставаться так, как было прежде, без учета требований быть помягче, исходивших от Управления штаба по подготовке ЛС. Если РС чувствовал, что давление ослабевает, к примеру, по причине длительного периода хорошей погоды, они стремились компенсировать это со всей свирепостью.

Дункан Фальконер - Отбор в SBS. Часть II

В качестве примера, иллюстрирующего их методы, можно привести случай, произошедший в последний месяц курса, в конце длинного и изматывающего перехода на веслах, продолжавшегося несколько дней. Мы вышли на берег, тридцать человек в пятнадцати каноэ, в запланированной точке, находившейся на пустынном берегу, где-то у чорта на рогах. Мы ожидали обнаружить транспорт, который заберет нас. Вместо этого нас встретил один из руководителей.

В типичной группе РС, состоящей из четырех или шести человек, один будет изображать из себя хорошего парня. Он был менее строгим, чем остальные, и почти человечным. В его дежурства мы могли немного расслабиться. Остальные были безразличными, равнодушными, и делали все по уставу, все, кроме одного – Мистера Злюки, бессердечного и безжалостного. Так был устроен курс, подобно практике хороший полицейский – плохой полицейский. В ведении Мистера Злюки обычно находились сверхурочные нагрузки. Когда просыпаешься в три часа ночи от света в комнате, проведя в постели лишь час или два, и видишь его, то не сомневаешься, что он пришел не подоткнуть одеало и прочитать сказку на ночь. Его задачей было превратить наши жизни в ад. Мистеру Злюке невозможно было угодить по определению.

Несколько отборочных курсов спустя, несколько кандидатов попытались убить своего Мистера Злюку, повредив его дыхательный аппарат. Он выжил, что было весьма прискорбно для курса, поскольку он раскрыл заговор.

Именно наш Мистер Злюка, символ мучений, и встречал нас вместо грузовика. Когды мы увидели, как он беззаботно приближается к нам, один, с руками в карманах и с застывшей на губах натянутой улыбкой, послышались вздохи и проклятия. Он остановился на возвышении и, глядя на нас сверху вниз, объяснил, что четырехтонник не смог доехать сюда по причине плохих дорожных условий, так что нам придется пройти милю или около того самим.

«И не забудьте всё забрать с собой» - добавил он.

Имелись в виду наши каноэ, рюкзаки, оружие – много чего.

Мы разобрали каноэ, каждое из которых в сухом состоянии весило 110 фунтов, упаковали и закрепили их на наших уже тяжелых, мокрых рюкзаках. В общей сложности груз тянул на 175 фунтов. Есть процедура, позволяющая взваливать такие грузы на спину и подниматься на ноги. В одиночку проделать подобное практически невозможно. После того, как упакованное каноэ прикреплено к рюкзаку, его кладут на землю, а солдат ложится спиной сверху и, как обычно, продевает руки в лямки. Когда лямки надеты и он похож на перевернутого на спину жука, рюкзак поднимают с двух сторон, пока он не встанет на ноги и не начинает держать полный вес самостоятельно.

Когда мы все загрузились и приготовились к походу, мы походили на отряд двуногих черепах.

«Всего пара миль» - сказал Мистер Злюка, ведя нас по дороге.

До нас доходили слухи, что для этой стадии отбора курс был слишком многочисленным. Говорили, что они хотят отсеять еще двадцать человек. Потому Мистер Злюка и находился здесь.

Достаточно быстро лямки рюкзаков начали вгрызаться в наши плечи. Подвернуть ногу с таким грузом означало сломать ее, а если колени не успели восстановиться после прошлых тяжелых марш-бросков, то могли возникнуть проблемы – этот поход неминуемо должен был довести их до пределов возможностей.

Мы тащились по крутой дороге как мулы. Напрасно и бессмысленно было ожидать встретить грузовик там, где, по словам Мистера Злюки, он должен был быть.

Две мили спустя Мистер Злюка остановился для того, чтобы свериться с картой.

«Судя по всему, я ошибся» - сказал он. «Грузовик должен быть чуть дальше. Но не волнуйтесь. Я знаю короткий путь.»

Можно было поспорить, что знает.

«Ну, в путь, не теряйте времени.»

Мы прошли вслед за ним через ворота фермы, по полям и лугам, оставив дорогу за спиной. Мы шли по пашням, продирались через густой кустарник и по узким, небезопасным овечьим тропам, разбитым и ухабистым. Наибольшую сложность представляли ступеньки и заграждения из колючей проволоки, однако, дожидаясь своей очереди, можно было на мгновение облегчить боль, наклоняясь вперед и опираясь руками на колени, или, что еще лучше, опереться спиной на изгородь и на несколько драгоценных секунд позволить ей принять тяжесть на себя. Правда, такой метод был не лишен недостатков. Один из нас оперся о каменную стену, ожидая, пока остальные перейдут ступени, а стена поддалась, и он провалился сквозь нее. Нам пришлось восстанавливать стену, не снимая рюкзаков.

Если кто-то спотыкался и падал по пути, нам приходилось останавливаться и поднимать его на ноги – самостоятельно подняться он не мог. Те, кто не проходил это испытание, отчислялись, так что работа в команде, была очень важна, как и во всем остальном, что мы делали. При работе в команде также предполагалось держаться вместе и поддерживать друг друга морально.

С каждой милей груз все глубже врезался в наши плечи. Позвонки в моей шее растянулись, и, казалось, отделяются друг от друга, а мышцы вокруг них рвутся. Рюкзак понемногу натирал кожу в основании спины. Для того, чтобы уравновесить груз, приходилось сильно наклоняться вперед. Большую часть пути я смотрел в землю или на подошвы и каблуки того, кто шел впереди. Время от времени я немного перемешал груз вправо и влево, чтобы разгрузить больные места. Через несколько часов я прекратил этим заниматься. Болело везде. Мозоли на ногах, которые я заполучил еще в Центре подготовки коммандос, за последние насколько дней размягчились от постоянной сырости. Они отдирались большими кусками, открывая бледно-розовую ткань. Я чувствовал, когда они начинали кровоточить. Когда сигналы о боли начали поступать от всех частей тела одновременно, пришло время отключиться и стать роботом.

«Ты не сломаешь меня, я резиновая уточка» - говорили во время курса. Я слышал, как кто-то негромко повторяет фразу, чтобы подбодрить себя и остальных.

Через десять миль Мистер Злюка вывел нас еще на одну узкую проселочную дорогу и остановился, поджидая отставших. Утверждая, что здесь находится грузовик, он снова солгал.

«Еще пять миль,» - холодно сказал он. «Не останавливайтесь.»

Мы с трудом проходили мимо него, а он внимательно изучал нас, одного за другим, в поисках сломавшихся.

На дороге коленям приходилось тяжелее, но было меньше шансов споткнуться. Что еще более важно, стало проще вогнать себя в гипнотический ритм, глядя на непрерывный асфальт. Я старался отключить боль и занять мысли чем-нибудь другим, но было очень сложно долго концентрироваться на любом предмете. Я не закрепил свое каноэ настолько хорошо, как должен был бы, и оно начало понемногу соскальзывать вниз. Мне приходилось компенсировать это, наклоняясь вперед все больше. Моя голова все ниже клонилась к земле. Я не хотел останавливаться и проводить груз в порядок, но если он так и будет соскальзывать, то мне придется сбросить рюкзак и быстро перепаковать его заново. Для того, чтобы снова поднять его на плечи и догнать группу, кто-то должен остаться со мной и помочь мне. Я подумал о шерпах, которые переносят тяжелые грузы по склонам гор. Они держат вес поклажи, просовывая под ее основанием веревку и перекидывая ее через голову, снямая нагрузку с плеч и перенося ее на более сильные мышцы шеи. Мы не могли проделать подобное по причине тактического неудобства – тогда мы не сможем поворачивать голову и смотреть по сторонам. Не сказать, чтобы нас в то время заботило, что происходит вокруг. Это было обдуманное доведение до сумасшествия, а не тактический марш. Дэйв увидел, что у меня проблемы со сползающей поклажей и подошел поближе, чтобы осмотреть груз.

«Как оно?» - спросил я.

«Выглядит неважно.»

Он взял веревку, свисающую с груза, швартовый трос каноэ, и перебросил его наверх таким образом, чтобы его конец свисал перед моим лицом.

«Попробуй потянуть за него.» - сказал он.

После некоторой заминки, пока я тянул за трос, мне удалось немного подтянуть груз выше. Теперь я мог идти более прямо, хотя это означало, что мне придется постоянно тянуть за трос. Однако в целом, это было намного легче, и пока все шло таким образом, мне не было нужды останавливаться. Я обернул его вокруг руки, крепко прижал ее к груди и снова вернулся к прежнему ритму.

Еще пять миль спустя Мистер Злюка вновь остановился и подождал, пока подойдут отставшие. Пока еще никто не выбыл. Это ему не понравилось. Грузовика там не было. Любому было ясно, что произойдет дальше. Я сохранил непроницаемое выражение лица, когда он произнес это вслух.

«Пять миль назад я сказал про пять миль? Я, конечно, имел в виду десять.»

На лицах появилось выражение муки, сердито заскрежетали зубы. Я знал, что подумали некоторые. Комментарии удавалось сдержать в последний момент.

«Это садизм.»

«Разве им можно так издеваться над нами?»

Мне стало интересно, не умирал ли кто нибудь из кандидатов на прошлых курсах. Может у SBS есть норма смертности на отборочном курсе.

Мистер Злюка приказал нам продолжать путь. Несколько человек заколебалось, однако, когда первые пошли вперед, остальные с трудом последовали за ними.

Слова поддержки, которыми мы обменивались друг с другумо ранее, более не звучали. Теперь каждый проходил испытание в одиночку. Мы шли каждый в своем мире. Некоторые начали отставать, но пока они продолжали идти вперед, они оставались в числе кандидатов. Руководящий состав интересовали упорство и сила воли, а не физическая форма. Джейкерс заметил, что некоторые отставшие идут слишком далеко позади, и прошептал тем из нас, кто вырвался вперед, замедлить шаг. Идея работы в команде и необходимость присматривать друг за другом имеют первостепенное значения в SBS, в отличии от SAS. В SBS бросить бойца немыслимо. За долгие года совместной работы с «полком», я успел повидать многих бойцов SAS, которые не испытывали ничего, кроме полного равнодушия, намекая на спокойно списанных со счета ради успеха задания товарищах. Некоторые говорили о погибших в бою коллегах в такой же манере, как мачо рассказывают о своих шрамах.

Темнело.

Я начинал думать, что они планировали заставить нас идти, пока мы буквально не попадаем с ног. По виду некоторых ребят можно было подумать, что они вот-вот развалятся на куски. Им нужно было только остановиться. Именно это было уникальной отличительной чертой этого рабства и оскорблений. Они были добровольными. Нам никто не приказывал делать что-либо. Все муки и травмы мы причиняли себе сами. На нас никто не кричал и не говорил, что нужно продолжать путь. Не было никакого стимулирования – как раз напротив. РС всегда склонял кандидатов покончить с курсом. И если человек бросал, его никто не ругал. Наказания за это не полагалось. Причина была проста. В войсках специального назначения нужно быть самомотивированным практически в степени самоуничтожения, при этом не нужно быть камикадзе – подготовка фокусировалась на выводе оперативников после выполнения задачи не в меньшей степени, чем в заброске их для ее выполнения.

Можно понять, когда человек теряет контроль над своей болью. Есть признаки. Укороченное дыхание и бегающие глаза, или если глаза часто моргают, как при попытке сфокусировать взгляд. Или отсутствие реакции на что-либо, даже после заданного вопроса, или вид, как будто он шагнет с обрыва, если этот обрыв попадется на пути. Еще одним признаком было изменение характера, внезапный приступ словоохотливости и гиперактивности, вопросы вроде того, сколько, по-твоему, мы уже прошли или как долго это еще продлится. Показателем близкого конца служит внезапный прилив сил, который не может продолжаться долго. Хуже всего, когда израненный и перебинтованный человек начинает неконтролируемо изгибаться и рыдать, из чувства вины, либо от жалости к себе, потому что его предел виден не только окружающим, но и ему самому. Большинство сдается, не достигнув этих стадий. Я насмотрелся подобного со времени прибытия в Диль, и мне казалось это удивительным. Наблюдать за сломавшимся человеком подобно наблюдению за идущим к тебе инвалидом. Смотреть на это неприятно и невежливо.

Часом позже, когда стемнело полностью, и мы мучительно преодолевали крутой склон, наш дрессировщик снова остановился. Мы тяжело оперлись на колени, наблюдая за ним исподлобья и дожидаясь отставших. Я давно прекратил потеть, и меня мучила жажда. У меня была фляга, и я уже выпил большую часть ее содержимого, но последние несколько глотков я старался сохранить. Мы всегда так делали. Допить воду, не имея понятия, когда можно будет пополнить запасы, означало в каком-то смысле начало конца – это было нашим мысленным шаблоном. Мистер Злюка посветил фонариком нам в лица, в поисках так хорошо известных ему признаков.

«Здесь нет грузовика» - сказал он, и подождал пока до нас дойдет смысл этих слов.

«В десяти милях отсюда есть паб. Если успеете туда до его закрытия, можете выпить по пинте. Если не успеете, то вас отчислят с курса.»

Я пытался рассчитать время и расстояние. У нас было около трех часов. Нормальная скорость передвижения была четыре мили в час. Теоретически я мог бы сделать это, если бы я был полон сил. Но в моем теперешнем состоянии и с этим неимоверным грузом на спине, должен признать, что это было невозможным.

«Те, кто не захочет идти, могут остаться здесь, утром придет транспорт, чтобы забрать вас. Забирайтесь в спальные мешки и не замерзнете. Заварите себе большую кружку чая и ложитесь спать.»

В его устах это прозвучало как хорошая идея.

«В противном случае, отправляйтесь в путь.»

Я постоял в наклоне еще немного, стараясь еще немного передохнуть и собираясь с силами для рывка. Когда я оторвал руки от коленей и потянул за трос, чтобы двинуться дальше, позади раздался глухой удар. Кто-то дал грузу упасть с плеч.

«Идите к чертям со своей игрой в солдатики» - сказал морпех, с грохотом сбросив рюкзак и устало усевшись на него.

Когда один сдается, это частенько имеет волнообразный эффект, особенно когда остальные сами близки к тому, чтобы сломаться. Все что им нужно, это чтобы кто-то стал первым. Именно это и произошло. Еще несколько рюкзаков упали на дорогу.

«Мне не нужно это дерьмо» - сказал еще один.

Глаза Мистера Злюки заблестели, и он посмотрел на остальных, приглашая нас последовать их примеру. Его аппетит только разыгрался.

На землю упал еще один рюкзак. Было похоже, что Мистеру Злюке может выпасть джекпот.

Мне кажется, с места первым сдвинулся Джейкерс. Остальные побрели за ним, а за моей спиной раздался стук еще одного рюкзака. За нашими спинами остались шестеро, поставивших рюкзаки на землю и смотревших как мы уходим.

Я пройду эти чортовы десять миль, если им этого хочется. Бредя неровной шеренгой по дороге, и уходя за крутой поворот, мы напоминали группу каторжников. Чуть ранее, во время занятий в грязном устье реки, мы повстречали группу гражданских туристов, которые остановились и в ужасе наблюдали за нами. Они были настолько возмущены, что позвонили в лагерь и настояли на разговоре с командиром. Трубку взял адъютант, который выслушал их показания, описывающие, что с нами обращаются как с рабами на галерах времен античности. Адъютант заверил их, что будут приняты соответствующие меры. Как только он повесил трубку, жалоба отправилась прямиком в журнал отказных материалов – в мусорную корзину.

Повернув за поворот, находившийся в ста ярдах от места нашей последней остановки, мы, к собственному удивлению, увидели грузовик. Из него навстречу нам выбрался водитель – Старый Ной, с фляжкой кофе. Ной был самым старым морпехом в Корпусе, не интересовавшийся повышениями и побывавший везде, где мог побывать морпех за последние два десятка лет. Последние несколько лет он занимал должность водителя в SBS, работа, которой он хотел заниматься, пока не придет время уходить со службы. Он всегда сочувствовал кандидатам на отборочном курсе, как если бы мы были пленниками, и у нас не было выбора. Несмотря на строгие запреты, он действовал словно боец сопротивления против зловещего РС, по возможности украдкой давая нам глотнуть горячего чая или снабжая крупицами полезной информации.

«Все, ребята,» - сказал Ной. «Вы победили. Я должен забрать вас домой.»

Паб и еще десять миль были уловкой, придуманной в последний момент. Даже у Мистера Злюки были пределы. Никогда не забуду чувства облегчения, когда я позволил рюкзаку упасть с моих плеч. Мне казалось, что я взлечу вверх, как воздушный шарик.

«Сколько мы прошли, Ной?» - спросил кто-то.

«Они собирались подобрать вас после пятнадцати миль, но, поскольку никто не выбыл, они гнали вас дальше. Вы прошли двадцать одну милю.»